Этот пилотный сценарий появился в Фейсбуке в прошлом году и, судя по всему, был написан после эпического потопа, когда по причине хреновой работы ливневок затопило чуть ли не пол Москвы. Автор сценария: Владимир Гуреев. Талантище. Ниже привожу текст фильма, который вполне мог бы стать первым российским фильмом-катастрофой, настоящим блокбастером.

…Слушайте, а ведь офигенный фильм-катастрофу можно снять по мотивам всех этих ливней.
Фильм начинается сразу, без титров.
В главной роли, конечно, Константин Хабенский. Он работает учителем труда, зарабатывает копейки, да и те тратит на покупку сломанных табуреток для обеспечения учебного процесса. Жена от него ушла к мэрскому чиновнику средней руки и живет теперь в трехкомнатной роскоши на Алексеевской вместе с детьми, которых Хабенский очень любит.
Девочка совсем маленькая и тоже папу любит, потому что кто еще может сделать детскую куклу из двух гвоздей и шарика для настольного тенниса. А мальчик постарше, у него возраст говняхи, ведет он себя соответственно.
К тому же, новый папа купил плэйстейшен и джип, на таком фоне любой задумается о приоритетах. В общем, мальчик внутренне хороший, но слегка запутался и временно отторгает табуретки и самодельные игрушки в пользу коррупционной составляющей.
И вот в воскресенье Хабенский идет встречаться с детьми, а в это время в московской ливневке забивается последний проток, сток, что у них там. По пути Хабенский думает купить сигарет, но у него осталось сто рублей, и он в последний момент такой — нет, лучше дочке еще пару гвоздей куплю.
Тем более, что ларек с сигаретами давно, вообще говоря, снесли.
— Константин Михалыч, дай закурить, — говорит ему знакомый алкоголик во дворе.
— Бросил, — говорит Хабенский и грустно улыбается. С некоторым даже отчаянием.
Чиновника дома нет, он с остальными урбанистами уехал на открытие ярмарки костромских варений и солений, где флиртует с костромичанкой Варей.
(тут нам нужно, чтобы камера походила туда-сюда как у Финчера в начале panic room — сначала говно, потом варенье, а потом снова говно.)
В говне мы видим начинающего архитектора с глупым именем Борисоглеб — мама и папа хотели близнецов, но не вышло. Борисоглеб с ужасом смотрит в темноту.
— О господи, — говорит Борисоглеб сам себе. — нужно срочно всех предупредить!
Над москвой сгущаются тучи, но об этом никто не знает. Только бабка у подъезда говорит Хабенскому:
— Что же ты, Костя, зонтик не взял, а если дождь пойдет.
Но это она не зло так говорит, а с симпатией. его вообще каждая собака любит, кроме жены, да и жена тоже любит, просто устала от безденежья и как-то подзабыла о чувствах.
Костя улыбается и говорит бабке что-то умиротворяющее и уничижительное одновременно. Ну, например, — не заработал я еще на зонтик, ха-ха.
Или: — Говорят, что под дождь попасть — к счастью.
Ну, или еще какую-нибудь муть.
В общем-то, неважно, что он скажет, просто пусть Хабенский улыбнется в этом месте.
Итак они идут гулять и тоже приходят на ярмарку варенья. Мальчик начинает говнится на пустом месте и при очередном гормональном взрыве просто убегает. Девочке хочется мороженого с вареньем. В общем, ты на велосипеде, и он горит, и все горит, и ты горишь.
Параллельно нам показывают импозантного лысого мужчину, который пробует варенье и, смеясь, рассказывает студенткам о том, как чудесно заживется здесь пешеходам уже через год-два. Бывают нормальные злодеи, которые искренне хотят захватить мир, а бывают мелкотравчатые, которые хотят его обустроить. Для них это просто работа (как у Рене Руссо из “Бездны” или у этого андроида из “Чужого”). Наш — из последних.
И тут Хабенский видит хмыря из мэрии, который у него жену увел. А у них сложные отношения, но мы же все культурные люди. Ну и у Хабенского дело есть. И Хабенский говорит, отрывая хмыря от вари и варенья:
— Вася, ты погуляй пока с мелкой, а я тем временем старшего найду, пока он не закончил школу.
На заднем плане из люка вылезает Борисоглеб и бежит к недозлодею.
— Григорий, — говорит Борисоглеб. — Я тут рассчитал, нам нужно срочно менять ливневку, нельзя ждать ни минуты. Я только что из, так сказать, полей. Раньше в туннеле был свет, а теперь туннеля просто нет.
— Вы, юноша, сначала умойтесь, — говорит ему Григорий. — А то от вас вашими полями пахнет.
Студентки смеются.
Хабенский носится по пушкинской (камера как в “Борне”, только лучше, чтобы даже летчиков-испытателей затошнило) и, наконец, забегает в Макдональдс. А там как раз его мальчик покупает себе пакет картошки и колу.
— Я тоже люблю картошку фри, — говорит Хабенский. Мальчик презрительно усмехается. Родители!
И тут дождь.
Нет, не так. ДОЖДЬ.
Нам показывают ливневку, которая стремительно заполняется водой. Уровень воды в Москве-реке поднимается до невиданного. Сразу откуда-то сильный ветер, снег, радиоактивная пыль. И вот по Москве несется поток грязной воды, сметая все на своем пути.
Неправильно припаркованный автомобиль сносит и бьет об эвакуатор. У слепой старушки уносит собаку-поводыря (сама старушка уцепилась вставными зубами за светофор и держится). От вывески “чайхана номер один” отрывается “чай”. На патриарших мы видим плывущую Божену в окружении почти новых дамских сумочек, которые она собиралась продать на “авито” (одна из сумочек — подарок для внимательных зрителей — вовсе не сумочка, а макушка Ильи Варламова). К счастью, съемка ведется с вертолета, и мы не слышим, что она говорит. На крыше троллейбуса по садовому плывет Кац.
Нам показывают мэра. Он ведет совещание из вертолета. Вокруг молнии и все такое. Чистый Зевс.
— Нужно срочно что-то делать, — кричит мэр военным из другого вертолета. — Я вам доверяю, вся надежда только на вас.
На земле поток прорезает Пушкинскую, разделив любящего отца и дочь, казалось бы, навсегда. Хабенский с сыном стоят у окна, с ужасом наблюдая за стихией. Главный герой автоматически перекладывает ломтик картошки фри из одного уголка рта в другой, как будто это зубочистка.
Наконец, резким движением губы Хабенский заталкивает ломтик в рот.
— Жди меня здесь, — говорит он сыну.
И бросается в поток.
Новый муж бывшей мамы, конечно, оказывается слабохарактерный подлец и трусливо спасает свою жизнь, а дочку и Варю бросает. Девочку уносит потоком. Эмоциональная сцена, даже две. Подержав подонка за пиджак, Хабенский снова бросается в в воду, времени нет.
— Я же вам говорил! — говорит тем временем Борисоглеб Григорию. Они стоят друг напротив друга под дождем, как Нео с агентом Смитом.
Или, может, он говорит:
— Ну как, достаточно я умыт?
В общем, что-то такое саркастичное, уместное, но при этом отчаянное.
Григорий пытается ответить, но его сметает волна.
Борисоглеб тем временем решает вернуться в канализацию, потому что решение можно найти только там.
Хабенский ищет дочь, но находит куклу глашу, которая застряла в решетке люка. Зная, что дочь глашу никогда не бросит, Хабенский понимает, что дочь затянуло под землю (don’t ask).
И вот они встречаются под землей.
— Я Борисоглеб, — говорит Борисоглеб.
— Какое странное имя, — говорит Константин.
— Родители хотели мальчиков, — говорит Борисоглеб.
Они быстро понимают, ведь Борисоглеб это изучал, что если пробить маленькую дырку в труднодоступном и опасном месте, то давление воды под землей вырастет в миллиард раз, и поток воды сам прочистит ливневку, а город будет спасен (don’t ask).
— Но, — говорит Григорий, который тоже внезапно здесь. — это же разрушит пешеходное пространство.
Его никто не слушает. На земле — а, точнее, в воздухе — мэр организует на базе МЧС команду отсосов. Их задача — отсосать воду из Москвы и вылить ее в Тверскую область, где как раз засуха и неурожай.
— Хорошо, — говорит Константин. — я согласен, хотя это очень опасно. но сначала я должен найти дочь.
— А как же я, — говорит Григорий, но его никто не слушает.
— Хорошо, — говорит Борисоглеб. — Мы пойдем по запаху варенья. малиновое же?
Через десять минут они находят девочку. она промокла и озябла, но очень рада кукле.
— Глаша! — кричит девочка и обнимает куклу.
— Осторожнее, — говорит Хабенский, улыбаясь. — гвозди.
— Теперь осталось самое сложное, — говорит Борисоглеб. — и опасное. Нам нужно войти в поток еще раз. доплыть до труднодоступного места и пробить его.
— Я готов, — говорит Хабенский.
— Мы наверняка погибнем, — говорит Борисоглеб.
Хабенский улыбается.
Дочку вместе с картой подземелий отдают Григорию. Он должен быстро вывести девочку на поверхность, когда услышит гул.
— Не плачь, — говорит Хабенский. — я обязательно вернусь.
— Тогда возьми с собой глашу, — говорит дочка. — чтобы тебе не было страшно.
Хабенский и Борисоглеб уходят в темноту.
— Константин, — говорит Борисоглеб.
— Для друзей я костя, — говорит Хабенский.
— А я — Алиса, — говорит Борисоглеб и снимает шлем. Под шлемом у Алисы прекрасные длинные волосы Эмили Ратаковски.
— Ничего себе пельмени, — растерянно говорит Хабенский.
— РОДИТЕЛИ ХОТЕЛИ МАЛЬЧИКОВ, — говорит Алиса.
— Постойте! — кричит им вслед Григорий. — Постойте! Если вы сейчас свернете направо, а после телеграфа — налево, там подземная лаборатория допинга. В четвертом шкафчике во втором ряду есть вещество, которое позволит вам задерживать дыхание на тридцать минут.
— Я бы задержала дыхание прямо сейчас, — кивает Алиса.
— Дочка! — говорит Хабенский. — Все будет хорошо! Я очень тебя люблю и твоего брата-говнюка тоже.
Все плачут, но надо идти.
На поверхности между тем кипит работа. бригады отсосов отсасывают воду для тверской области, но их слишком мало. Мэр на вертолете снимает с крыш ошалевших котов. Один из котов бежит по только что отсосанной Тверской, но мэр не может оставить даже его на произвол судьбы. Вертолет виртуозно приближается к земле, мэр протягивает руку, но пилот случайно касается поверхности полозьями, а гранитная плитка слишком скользкая, и вот уже вертолет, стремительно ускоряясь, несется по Тверской к Кремлю.
Кот все еще бежит впереди вертолета (don’t ask).
— Надо взлетать! — кричит пилот. — Мы погибнем!
— Я никого не брошу! — кричит мэр.
Ранее собранные коты орут в вертолете от ужаса.
Буквально за сто метров от кремля мэр хватает одной рукой котенка, другой отрывает старушку от светофора и запихивает их в вертолет. Вертолет взмывает в воздух.
Под землей, наевшись допинга, Алиса и Константин плывут к труднодоступной дыре. И вот они перед ней.
— Как же мы ее пробьем, — говорит Алиса.
Звучит тревожная музыка.
Хабенский достает из кармана глашу и с грустью смотрит на нее.
— Гвозди, — говорит Хабенский. — Мы пробьем дыру гвоздями. Но сначала, — говорит Хабенский, — нам нужно взяться за руки, чтобы нас не разнесло в разные стороны.
— Я согласна, — говорит Борисоглеб. — только это не рука.
— О, — говорит Хабенский.
Они пробивают глашей дыру.
Подземное цунами, крики, паника (5 минут).
Наконец, когда нам кажется, что все потеряно, главные герои выныривают из реки.
Почти сразу же они оказываются где-то у Охотного ряда (don’t ask), где их ждут мэр на вертолете (don’t ask), мальчик (don’t ask), девочка (don’t ask), Григорий (пришел с девочкой), бывшая жена (don’t ask), ученики Константина (don’t ask) и массовка.
— Папа, папа, ты вернулся! — кричит девочка и бежит к Хабенскому.
Мальчик тоже хочет подойти к отцу, но вспоминает, какой он был говнюк еще час назад и стесняется. Отец обнимает его первым.
Бывшая жена тоже хочет кого-то обнять, но вовремя замечает Борисоглеба.
— Папа, папа, — вдруг говорит девочка. — А где же глаша?
— Глаша, — грустно говорит Хабенский. — А глаша всех спасла.
Глаза девочки наполняются слезами. В это время за ее спиной вертолет опускается ниже, почти к самой земле. В последний момент мэр машет свободной рукой пилоту:
— Не стоит совсем уж низко, плитка же.
В другой руке у мэра котенок.
— Девочка! — говорит мэр. — Поскольку ты очень смелая (а сценаристы так и не придумали тебе имя), вот тебе котенок.
— Мама, мама, — говорит девочка, забыв о глаше. — Можно я оставлю себе котенка?
— Конечно, можно, — говорит мама, придвигаясь поближе к Григорию.
Константин по-дружески обнимает Борисоглеба. Мы понимаем, что он тоже хотел бы мальчиков.
Коты выпрыгивают из вертолета и разбегаются по домам.
Вертолет поднимается над героями.
Вот они совсем маленькие и крошечные.
Совершенно неважные, честно говоря.
Просто какие-то люди.
А Москва — прекрасна. Чистая, умытая, новая. Где-то вдалеке мы видим Тверскую область — раньше там была, как известно, пустыня, а теперь сады.
В руках у мэра последний котенок — тот самый, которого он спас на Тверской. Мэр неуверенно подносит руку к голове кота, тот не отстраняется и дает себя погладить.
— Как же мне тебя назвать, — говорит мэр.
Камера уходит к горизонту. Солнце то ли встает, то ли садится. В общем, красиво.
— Я назову тебя Бемби, — говорит мэр.
Затемнение.
Появляются титры.